– Вы хотите вынудить меня к получению официального постановления об установлении родства? Я думаю, в нем нет смысла, напрасная трата государственных денег. Достаточно поднять архивы, где будет указано, что Сергей Афанасьев – ваш законный муж и отец вашего сына. Чтобы понять это, не нужна генетическая экспертиза. У них одно лицо, одинаковые жесты и мимика, ваш сын – копия своего отца. Поэтому вы так испугались, что я увижу его и узнаю вашу тайну? Поэтому так упорно его прятали, даже забрали поспешно из приюта без всяких документов. Афанасьев не усыновил его, он биологический отец Сергея. Сергей Сергеевич Афанасьев, правильно? Ведь его назвали в честь отца? Любимого и обожаемого отца, который оказался вдруг неспособным прокормить семью и спасти вас от страшной болезни. Но вы нашли выход, Надя. Вы и правда очень сильная женщина. И очень расчетливая, нашли способ, как использовать внешность и харизму вашего мужа. Продавать за деньги надежду на его любовь другим женщинам. Говорили Сергею, что писать, как говорить, как забирать имущество. Моя жена иногда злится и говорит мне, что я дуболом, как и все мужчины. Это правда, мы не умеем так тонко чувствовать, не ценим каждую деталь, не нуждаемся в любви, как вы. Кто мог понять женщину лучше, чем такая же, как она? Поэтому каждое слово и действие Сергея било в цель, а вы пожинали результат. Лечение за границей от рака, огромная квартира в престижном районе, безбедное существование теперь – ваш муж обеспечивал все, и цена у этой сладкой жизни незначительна, всего-то развод. Сколько лет вы жили в таком режиме, лет пять? Официально мать-одиночка, героиня, которая преодолела страшную болезнь, добилась успеха самостоятельно. Чтобы контролировать ситуацию, когда Рыкова начала борьбу против деятельности Сергея, вы стали ее подругой, получали информацию из первых рук. Вы не могли допустить, чтобы Людмила узнала самое важное – ваш сын унаследовал не только внешность отца, все финансы, которые он получал мошенническим путем, тоже оформлялись на него. Пока он ребенок, вы – владеете недвижимостью, деньгами бывших жен Афанасьева. Все ведь просто, Сергей любил вас и сына, готов был на многое, чтобы сделать вас счастливой. Вы любите деньги и тоже готовы на многое ради того, чтобы их не потерять.

Лев устало опустился на диван, женщина застыла в своем кресле, не собираясь сопротивляться, чего он ожидал. Он предложил:

– Может быть, вы хотите сами рассказать, что было дальше? Как Людмила Рыкова узнала о вашей связи с Сергеем?

Во взгляде Надежды ничего не изменилось. Она смотрела на опера без страха. Ответила равнодушно, будто речь шла о чем-то обыденном:

– Случайно. Увидела нас с сыном в торговом центре и все поняла. С мозгами у нее все было в порядке. Потом написала мне сообщение, озвучила, сколько будет стоить ее молчание.

Гуров смотрел на Надежду, решительность и внутренняя энергия сквозили в каждой ее черте. Такая своего так просто не отдаст. Он размышлял, как же ему поступить дальше. В отделе полиции Хвалова снова замолчит, откажется от показаний. Поэтому стоит идти другим, более долгим путем – доказывать ее связь с Афанасьевым кропотливым сбором фактов, чтобы стало понятно, у кого был мотив для убийства его бывших жен. Он ответы на свои вопросы получил, теперь было понятно, что Надежда убила Рыкову, а возможно и остальных, чтобы не возвращать их деньги. Потом подставила своего бывшего мужа, сделала его подозреваемым, а тот был готов взять всю вину на себя из любви к своей семье.

Глаза женщины вдруг вспыхнули торжеством, а в горло Льва впилось что-то жесткое. Он дернулся от неожиданности, потерял равновесие, и петля вокруг горла затянулась еще сильнее. Она все глубже и глубже впивалась в горло, не давая дышать. На краю сознания, которое уже накрывала черная завеса от нехватки кислорода, мелькнула мысль: «Не шевелись, замри. Каждое движение только ускорит смерть». Руки беспомощно сжимались в отчаянной судороге, тело стремительно теряло силы. Гуров втянул остатки воздуха и обвис безжизненно в петле. Вокруг все обволокло красно-багровой пленкой, она колыхалась, пульсировала, и каждое движение взрывалось фонтаном боли.

Он пришел в себя в полной темноте, моргнул несколько раз и попытался проверить, сможет ли встать. Тело не слушалось совсем, откликалось усилиями, но сдвинуться или сказать что-то не получалось. «Меня парализовало?» – мелькнула мысль. Лев осторожно втянул воздух и по миллиметру мысленно принялся прощупывать свое тело. Он мог шевелить пальцами, согнуться, выгнуться. И все! Руки и ноги сдерживала плотно обмотанная вокруг веревка, а лицо почти полностью оказалось залеплено скотчем. Даже дышать получалось с трудом. Лев Гуров вывернул шею и поймал взглядом полоску света, что пробивалась над дверью. Тепло, нет ветра или сырости, значит, он по-прежнему в квартире Хваловой. Его оглушили и связали, когда он рассказывал о своих догадках, задавал Надежде неудобные вопросы. Но кто это сделал, ведь сама женщина не двигалась с места?

Ответ опер услышал почти сразу. Этот голос он узнал мгновенно, всегда приглушенный недовольством, полным разочарования. Сейчас голос Павла Сладкевича прыгал как мячик, то вверх, то вниз, от испуга:

– Я не могу, понимаешь, не могу! Как мы его вытащим? Тело надо разделать здесь. А лучше… не знаю… убрать его пока в холодильник или ванную, обложить льдом! Опасно даже находиться здесь, если он сообщил все своему руководству, то за мной уже следят.

Надежда Хвалова в ответ воскликнула:

– Тогда зачем ты приперся, если думал, что за тобой следят? Ты идиот! Почему ты ничего не можешь сделать нормально? Это ты во всем виноват. Из-за тебя он не улетел из Ростова и приперся сюда! Он понял все, про Афанасьева, про этих чертовых девок! Он обо всем знает! Откуда он мог узнать, что все деньги у меня? Это ты, ты проболтался!

– Я?! – Павел задыхался от злости. – Я виноват?! Да это все твои дурацкие идеи, твои! Ты придумала избавиться от бывших жен Афанасьева, свалить все на своего бывшего мужа, устроить спектакль дурацкий там, на даче.

Надежда шептала, но шепот ее был больше похож на визг:

– Да, я! И ничего бы не помешало нам жить спокойно.